Сторож симферопольской церкви пять раз выстрелил в нищего инвалида и остался безнаказанным
Здание церкви издавна у православных считалось убежищем — там могли спрятаться от гнева царского или хозяйского, там искали приюта беглые каторжники, там привечали больных, убогих и юродивых. Под защитой храма (а значит, и Бога) человек мог чувствовать себя в безопасности.
Увы, нынче, похоже, настали жестокие времена: человек, о котором мы сегодня расскажем, был наказан только за то, что приблизился к церковным воротам и попал в поле зрения непонятного сторожа-охранника, в чьи функции входило (а может, и по сей день входит) гнать нищих и нуждающихся прочь от церкви. Он и погнал — стрельбой из пистолета...
Лужа крови тянулась до угла
Игорю Антоненко не повезло еще с рождения — доктора сразу после родов младенца... уронили, так и обрел он свой катастрофический диагноз: детский церебральный паралич. Работать не пришлось, поскольку ходит с трудом, даже с палочкой, а пенсии инвалида с детства не хватает ни на что, кроме лекарств. Живет инвалид вместе с пожилой мамой, которая тоже нетрудоспособна — получает пенсию в связи с заболеванием бронхиальной астмой, и при этом половина всей суммы тратится не на еду, а тоже на медикаменты. В общем, семья бедствует, практически нищенствует.
Мужчина стал побираться возле церкви на улице Гоголя в Симферополе, о чем мама Алла Афанасьевна долгое время не знала и вообще такого занятия не одобряла — стыдно. Но как нездорового Игоря остановишь, силой какого убеждения, если ему не много-то и надо: просит он или сигарет, или на сигареты, а люди подают по-разному: кто мелочь, кто гривну -две, а однажды целой двадцаткой «разжился». Просить подаяния возле этой церкви ему подсказал знакомый бомж, а какие еще могут быть у него знакомые?
Причем для нищих здесь существуют свои неписаные правила, которые им диктуют местные сторожа: у ворот храма не стоять и не сидеть (видно, чтобы ни одна принесенная в церковь гривна не «ушла» в чужие руки), нищенствовать можно только через пять (!) деревьев от входа, в аккурат на бордюре находящегося в нескольких метрах музея. Музейные работники, в отличие от церковных сторожей, побирающихся не гонят, жалеют. А потенциальные жертвователи до них и не доходят, только случайные «сочувствующие».
Но однажды в выходные Игорь вернулся из церкви весь окровавленный, куртка разорвана, свитер в крови, под носом кровавая рана в виде пульсирующей дыры. Мама ужаснулась, на вопрос: что случилось? сын ответил: в меня стреляли. Потом рассказал, что подошел слишком близко к воротам, охранник стал возмущаться и кричать, чтобы инвалид отошел дальше. «Но я же не захожу в храм», – попытался возразить Игорь, но сторож его аргументов слушать не стал, вынул пневматический пистолет и стал стрелять в человека у входа в церковь (?!) Две пули попали пострадавшему в лицо, когда же он развернулся, чтобы отойти (бегать в силу заболевания он не может — еле ходит), сторож продолжал стрелять, выпустив пулю в затылок инвалиду и два раза выстрелив в ноги. Прицельно так, не промахнулся — стрелять умеет, хотя никакого отношения к охранным предприятиям не имеет: попал «на службу» в храм, поскольку там же кем-то «работает» его мама. Кровь из ран Игоря протянулась по асфальту от ворот до самого угла, граничащего со зданием музея.
Нищих — отстреливать?
Алла Афанасьевна отвела сына в находящуюся неподалеку (и от места жительства, и от места ранения) третью поликлинику, где доктора завели карточку на пациента, удалили четыре пули, еще долго удивлялись, как больному повезло — пуля в затылке каким-то чудом не задела костей черепа. А вот последнюю, пятую пулю, застрявшую в ноге, не вынули до сих пор — слишком глубоко она находится, нужна операция.
Там же, в больнице маму предупредили, что врачи просто обязаны сообщить в милицию о происшедшем, как при любых огнестрельных ранениях. Алла Афанасьевна пришла поговорить с охранником, ранившим ее сына, спросила: «Зачем же ты в инвалида стрелял, он что, иконы из храма воровал, обидел тебя чем-нибудь? Он же на улице стоял. И с каких это пор нищих под церковью отстреливают?». Тот довольно спокойно пояснил: «Я ему сказал — отойди, а он не отходит. Что мне делать?» Алла Афанасьевна в сердцах произнесла: «Ну, тогда убивать надо, что же ты не добил?!»
А вот его мать без эмоций отнеслась к происшествию: мол, чего не бывает, а то, что курточку порвали, это, конечно, нехорошо, принесем новую. «Новой» оказалась потрепанная куртейка с вырезанными карманами и снятой теплой подстежкой — в такой Игорю зиму не выходить. Кроме того, мама сторожа пояснила, что он «немного не в себе», мол, было как-то, попал сын в милицию, там его побили, и вот с тех пор он ни к чему не приспособлен.
Пытаясь найти правду, мама Игоря обратилась к батюшке, рассказала ему историю, в которую тот поначалу не поверил — пришлось показать лужу крови. А настоятель храма сказал: «Ну что вы хотите? Они же здесь, бывает, стоят так, что люди не могут зайти». А ведь возле этого храма, да и то далеко не у ворот, стоят-то всего пять человек. Ну никак не толпа.
Не поверил сначала матери и Владыка Лазарь — не может такого быть. Пришлось звать батюшку, который был в курсе событий, тот подтвердил. Владыка предложил положить инвалида на пару дней в больницу, полечить, да мама не согласилась — кто там за инвалидом ухаживать будет, кому он нужен, кроме матери? Тогда Аллу Афанасьевну буквально уговорили взять 500 гривен, чтобы полечить сына, а охранник куда-то пропал после слов настоятеля: «чтобы я его здесь больше не видел».
Останется ли жив?
«Я не за деньгами туда ходила, мне они ни к чему. Я просто за здоровье и жизнь сына боюсь, ведь гонят-то их от ворот по-прежнему, да и охранника никто не наказал, а вдруг вернется? Я ведь не смогу сына остановить, если он опять пойдет просить милостыню — он же больной, как ему объяснить, что это стыдно? Да он же в силу своего соображения не деньги, а сигареты просит», – рассказывает, роняя слезы, мама подстреленного Игоря Антоненко.
Кстати, спустя пару недель после происшествия домой к инвалидам пришел молодой милиционер, не иначе как участковый. Помялся, потом спросил, будет ли Алла Афанасьевна заявление писать о нанесении телесных повреждений. Она отказалась, хотя какое нужно от нее заявление, если в большинстве случаев уголовные дела о нанесении телесных повреждений средней тяжести (тем более огнестрельных) возбуждаются по факту. Но участковый с облегчением вздохнул — одной заботой меньше, тем более что носить пневматическое оружие не запрещено. А вот правомерность применения милиция и прокуратура проверять обязаны. Да не стали.
Правда, у пожилой женщины свое объяснение, почему отказалась, хотя считает, что наказать обидчика следует, а то еще кого подстрелит: «Мне очень стыдно, что я, мать, всю жизнь проработала, а не могу обеспечить больного сына, и он вынужден просить милостыню, потому что хочет мне помочь». Вот только останется ли жив в следующий раз?
Ванда ЯЗВИЦКАЯ "Крымский телеграфЪ"
фото К.Михальчевский
материал опубликован в "КТ" № 126 от 8 апреля 2011 года