— Я родилась в Ялте в 1936-м году. В июне 1941-го года мне исполнилось 5 лет, — рассказывает Зоя Панаитовна Кусиди. – Жили мы с братом и родителями. Мама была беременная. Отца на фронт не взяли по возрасту, так как он был уже пожилой. Родители нас на улицу не пускали и заставляли сидеть дома. Помню, как по улице бегут соседки, машут руками и кричат: «Немцы, немцы!» Мы с братом во дворе забежали в нишу, закрытую занавеской. От страха не дышим. Вдруг занавеска отодвинулась и мы увидели солдата в незнакомой форме и пилотке. Так мы первый раз встретились с немцем. В городе начался голод. Родители ходили в степные районы менять вещи на еду. Мы бегали, одетые в какие-то тряпки, босые и грязные. У всех были вши. В школе №6 содержали пленных. Первое время мы с отцом ходили их подкармливать. Я еще не понимала, что это за грязные люди, но все время испытывала чувство гордости, что делаю что-то очень важное. Нам все время хотелось есть. Брат сказал, что надо меньше двигаться и больше лежать, чтобы не тратить энергию. За годы оккупации родители из дома вынесли практически все, что было, чтобы поменять на еду. В школу я пошла уже в 1944-м году. Тетрадей не было. Писали на полях книг. А на большой перемене всем давали по кусочку хлеба. Это был праздник. Помню, как все радовались, когда нас освободили.
Виктор Владимирович Козачков жил с родителями в самом центре на улице Морской. Все основные события в годы оккупации происходили на его глазах. Он считает, что ему удалось выжить благодаря морю. Когда на рейде разбомбили баржу, мальчишки бегали на берег собирать выброшенные из моря консервы. Он собрал 20 банок. Отец у него работал до войны заместителем начальника треста общепита, так что в доме были ценные вещи – мебель, посуда, белье и даже ювелирные украшения. Все это менялось потом на продукты. С 17-ти часов в городе был комендантский час. Виктор лично видел двух убитых мужчин на улице Чехова. У одного из них в руках был зажат паспорт. Ночью немцы стреляли в проходивших людей без предупреждения, не разбираясь. Видел он повешенную на набережной семью за связь с партизанами. Потом повесили четырех парней. Немцы объявили, что они воровали солдатские посылки. Никаких виселиц на набережной не ставили. Людей вешали прямо на деревьях. Практиковали телесные наказания. Человека привязывали к фонарному столбу и били 25 раз. Одного старика привязывали ко всем столбам и били. На груди у него висела табличка, что он оскорбил градоначальника.
Отец Виктора Козачкова был евреем. В апреле 1942-го года всю семью забрали в гестапо на допрос. Что его спрашивали и как он отвечал, Виктор Владимирович уже не помнит. Семью отпустили, а отца забрали. Больше его никто не видел. Среди расстрелянных в Ялте его тело не опознали. Говорили, что расстреляли в гетто. Во время оккупации евреев заставляли носить на одежде нашивку в виде шестиконечной звезды.
В день освобождения 16 апреля 1944 года в городе было тихо. Первыми с гор спустились партизаны, а днем вошли наши войска. Несмотря на голод и лишения, горожане радовались освобождению, так как при немцах люди жили в страхе. Везде висели плакаты с запретами, за нарушение которых – расстрел.
Раиса Романовна Бабанова родилась в 1935-м году в Ялте и жила с родителями в поселке Чехово. Вокруг были табачные поля и пустыри. Старшего брата забрали на фронт из техникума в Севастополе. О том, что идет война, она узнала от мамы, когда услышала гул со стороны Севастополя.
— Я почему-то представляла себе немцев с рогами, — рассказывает Раиса Бабанова. – Время было голодное. Родители оставляли меня с соседкой и ходили через горы по тропе в татарскую деревню Узень-Баш менять вещи на продукты. Ниже находился санатория Чехова. Там у немцев был госпиталь и полевая кухня. Дети брали ведерки из консервных банок на проволоке и шли к повару. Немец строил нас по росту. Тех, кто ниже и младше – ближе к себе. Он нам давал остатки рисового супа, а иногда – мятые или подгнившие сливы. Особенно холодно и голодно было зимой. Летом спасали ягоды, миндаль, травы. Из отрубей делали лепешки, а из зерен варили кашу или суп. Чтобы согреться зимой, в печку шло все подряд – шишки, щепки, книги, мебель.
— Мы жили на первом этаже, а в комнатах на втором этаже остановились румынские солдаты, которые носили береты, — вспоминает Раиса Бабанова. – В окно они выставили пулемет, а рядом с домом в разбитом бассейне стояло зенитное орудие. Помню, мама ушла менять вещи на еду, а я сидела с соседкой и смотрела в окно. На лужайке немецкий офицер проводил с солдатами стрельбы. Один солдат обронил патрон и всех заставили его искать. Офицер подошел к провинившемуся солдату и начал бить его тростью по каске, а потом снял перчатку и ударил ладонью по лицу. Когда соседка об этом рассказала моей маме, та посмотрела на меня и сказала: вот видишь, как они обращаются со своими, а что же немцы тогда вытворяют с нашими! Больше всего я боялась звуков сирены во время авианалетов. Мы с мамой по наивности прятались под железную кровать. Жили во время войны трудно. Ходили оборванные, грязные и голодные. Я всего два раза видела немецких офицеров. И они меня поразили своей чистотой. Мне даже не верилось, что люди могут быть такими чистыми. У нас у всех были вши. Вместо мыла использовали золу. Пока тепло, на улице ходили босиком. Обувь была роскошью. Наше счастье, что мы были детьми. Наверное, поэтому и выжили.
Война застала шестилетнюю Татьяну Репкину в Ялте. Она жила на улице Колхозной (ныне Садовая) в Верхнем Дерекое. По тем меркам семья была богатая. В доме были самовар, швейная машинка и репродуктор. Его выставляли в окно и всем двором слушали радио. Вот из этого самого радио Татьяна узнала о начале войны. Мама была телефонисткой, и ее, как военнообязанную, призвали в армию. Дети были напуганы и перестали играть во дворе. Когда немцы начали бомбить порт и центр города, люди стали перебираться повыше на холмы. Ходили слухи, что война закончится через два месяца. В городе развернули 18 госпиталей. Старшеклассники ходили в госпитали стирать бинты. К лету стало плохо с продуктами. Самым тревожным днем было 6-е ноября. Наши войска уже ушли на Севастополь. В городе повисла тишина. Первыми в Ялту ворвались немцы на мотоциклах. Люди ходили по городу и искали еду. Перед отходом наши войска взрывали все, что могли, и уничтожали. Вместе с бабушкой Таня нашла сушеную картошку, но она была облита керосином и ее было невозможно есть.
Немцы ввели комендантский час и развесили по городу листовки с новыми правилами. На всех листовках в конце было только одно слово – расстрел! В декабре начались репрессии. Расстреляли три тысячи ялтинцев – коммунистов, евреев, руководителей. Евреям сказали, чтобы взяли с собой ценные вещи и ключи от квартир. Их собрали в бывших казармах на Поликуровском холме (пищевкусовая фабрика). Ценные вещи немцы отобрали, а людей расстреляли. Убитых потом опознавали по ключам от жилья, которые висели на шее трупов.
В центре Ялты был блошиный рынок, где горожане за гроши продавали свои вещи или меняли их на еду. Самое страшное было попасть под облаву. Приезжали немцы и хватали всех подряд. Мужчин направляли на работы, а женщин заставляли прислуживать расквартированным немцам. В январе 1942-го года на набережной повесили семью за связь с партизанами. Горожан согнали смотреть на висевшие трупы, в назидание.
— В буржуйке сгорела вся наша мебель и книги, — рассказывает Татьяна Репкина. – Люди голодали. О партизанах мы ничего не знали. Думаю, если бы в городе было какое-то сопротивление немцам, то горожане пострадали бы еще больше. Жизнь в оккупации – это трагедия нашего маленького городка. За три года население уменьшилось вполовину. Нынешнее поколение ялтинцев должно знать правду о войне и помнить своих героев. В ноябре 1943-го года Ялту начали бомбить наши войска. В мой дом попала советская бомба. Вы не поверите. Мы все молились, чтобы скорее пришли наши и освободили нас. А дом было не жалко. Ялтинцы помнят о тех, кто освободил город. После освобождения было трудно со многими вещами, но мы были свободными и не боялись выйти на улицу. Жизнь в оккупации была тяжелой, но некоторых чиновников это не волновало. Потом они не раз ломали мне судьбу из-за записи в личном деле – была в оккупации.
— Наша семья переехала в Ялту в 1947-м году из Перми, — говорит Инна Ивановна Козеева. Многие дома, особенно в центре, были разрушены. Время было голодное. Помню, как пленные работали на разборке завалов. В школе давали кусочек хлеба, посыпанного сахаром. Это было настоящее лакомство. Карточки на продукты и товары отменили в 1948-м году. У многих отцы не вернулись с фронта, а кто-то пришел домой инвалидом. Но даже в такое время люди были счастливы, что нет войны. Горожане своими руками восстановили и озеленили город. У нас работали предприятия и учебные заведения. Была в Ялте даже фабрика детских игрушек. Нам всем дали образование. Дети войны пережили страшное время, но выжили и восстановили Ялту. Хотелось, чтобы ялтинцы знали правду о той эпохе и помнили о тех, кто отдал жизнь за победу над фашизмом.