Летом 2011-го года состоялась моя встреча с потомками старых жителей Алупки, происходившими из рода местных небогатых предпринимателей. Глава их семьи, уроженец Орловской губернии Пармен Ачкасов, в первые десятилетия XX века содержал магазины в Симеизе и Алупке, сам привозил рыбу и окорока. Качество припасов было всегда наисвежайшее – дело свое любил. Имел жену и детей, работавших вместе с ним.
Дочь Пармена работала белошвейкой у Воронцовых-Дашковых, ее муж, Илларион Мухин, служил в том же имении счетоводом. Родня невесты выступала против брака красавицы Дуняши с обреченным женихом, но венчание состоялось в Кореизской церкви Вознесения, позже в этих же церковных книгах появилась запись о крещении их дочери Веры. Она оказалась их единственным ребенком, жила до конца своих дней в отчем доме, а ее внук, Валерий Михайлович Ачкасов, нарушил семейную традицию и поменял Алупку на Самару, но на лето ежегодно приезжает в родные места.
У супруги счетовода Иллариона Мухина, Евдокии (Дуни) Нарцызовой имелась сестрица Мелания Нарцызова, и тоже, видно, красавица. Говорили в семье, что сам скульптор Адамсон с нее лепил свою знаменитую мисхорскую Русалку. Перелистывая старинные книги с подробными записями, выполненными распространенными тогда галловыми чернилами, я неожиданно сделала еще одно немаловажное открытие.
На строительство алупкинского дворца многие каменотесы приглашались М.С. Воронцовым из села Филино Владимирской губернии. Оказалось, и из других деревень того же Покровского уезда, что и Филино, набирались каменных дел мастера.
Наверно, каменщики жили в Алупке, пока строился дворец. Но прошли годы, Императорским указом крепостное право отменили и мастера стали вольными. Они поселились в Кореизе, образовав владимирское землячество. В Кореизе и в Гаспре добывался мраморовидный известняк, из которого строились дома, мосты и лестницы, возможно, мостились им и почтовые дороги. Значит, жили каменотесы поближе к знакомому им природному материалу, получив возможность относительно безбедного существования.
К осевшим здесь мастерам приезжали братья и сестры, и землячество укрупнялось. Устраивались в местной церкви Вознесения венчания, крестины и отпевания. Детская смертность была повсеместно высокой, местных новопреставленных младенцев хоронили на Кореизском кладбище, где отцы устанавливали впоследствии маленькие гробики. Много таких надгробий окружают общую могилу каменотеса Ивана Дмитриевича Боровкова, сына одного из строителей Воронцовского дворца, и его жены Анастасии Михайловны.
В 1899 году в церкви Вознесения состоялось венчание Мелании Стефановны Нарцызовой с крестьянином Владимирской губернии Александром Алексеевичем Шатиловым. Жениху исполнилось 23 года, невесте – 17. В следующем году родился сын Александр, а за ним еще дети, но двое из них умерли от воспаления легких в 1907 году.
В 1907-м известный скульптор, выпускник Императорской академии художеств Амандус Генрих Адамсон завершил работу над воплощением в бронзе легенды о красавице из Мисхора Арзы и похитившем девушку около ее любимого источника вероломном разбойнике Али-бабе. По другую сторону набережной юсуповского имения тогда же установили еще одну работу Амандуса – Русалку, а между этими скульптурами на высоком постаменте вознеслась бронзовая Минерва. Все эти произведения отливали в Петербурге, но только Минерву из перечисленных сюжетов запечатлел в своем альбоме, посвященном Юсуповскому дворцу и парку, замечательный художник и фотограф Василий Никандрович Сокорнов. За каждым кустом в мисхорском парке можно было увидеть скульптуры – до того их насчитывалось много. Но самых «титулованных», конечно же, три: Арзы, Али–баба, Русалка с младенцем.
Творчество скульптора давно приковывало к себе внимание исследователей Петербурга (там он учился в Академии художеств), Эстонии, где родился, трудился и умер мастер, а также Крыма, где установлены его работы. Интересовались и Русалкой, подсчитывали, сколько их было выполнено - три или четыре? Первая, судя по старинной видовой открытке, была вовсе без младенца, но ее снесло штормом со скалы. Тогда Адамсон выполнил скульптурную группу - мать с ребенком. На что знатный заказчик пошутил, что теперь композиция соответствует сюжету, Действительно, увез мисхорскую девушку в Турцию Али-баба, а вернулась она к родным берегам уже молодой матерью. Но и эту скульптуру забрало море. Впоследствии ученики Амандуса Генриха Адамсона по его отливкам создали новую скульптуру Русалки с ребенком и установили ее на прежнем месте в конце 1920-х.
Фотограф Сокорнов в 1930-е передал множество своих негативов Ялтинскому музею и в 1939-м вышли две фотооткрытки с одинаковым названием: «Крым. Берег Кореиза. Русалка. Фото Сокорнова». На одной из них в знаменитом сокорновском лунном освещении среди тихо плещущего моря, на камне, застыла Русалка с младенцем на руках. На другом снимке сфотографированная днем та же группа крупным планом, оживляют композицию шесть чаек, добавленные пером художника, работавшего в юности ретушером в фотоателье. На второй фотографии видны детально проработанные черты лица модели и мальчика (судя по всему, второго сына Меланьи Саши).
Известно, что эстонский мастер, получивший серьезную выучку в Императорской академии художеств, досконально знал анатомию человека и животных. Он обладал утонченным мастерством, считался приверженцем классицистических традиций ваяния и большое внимание уделял воспроизведению в своих работах различных деталей, хорошо передан, например, рисунок ткани платья Арзы, но лицо ее схематично – восточная красавица не должна была показывать его. Итак, можно утверждать, что мисхорская Русалка имела точное имя и биографию.
Для своей первой Русалки, украшающей монумент погибшим на корабле, носившем такое мифологическое имя (памятник установлен в таллиннском парке Кадриорг), позировала Адамсону юная девушка, убиравшая его мастерскую. Ее он долго уговаривал – нравы тогда были строгими. Потом, уже бабушкой, подводя внучку к памятнику, с гордостью говорила ей, что фигуру, венчающую монумент, получивший название «Русалка», славный мастер лепил с нее. О том остались воспоминания внучки.
Таллиннская Русалка не была первым воплощением в вечном материале скульпторами-профессионалами. Есть, грустно задумавшаяся в одиночестве на камне, копенгагенская Русалочка работы Эдварда Эриксена, установленная в 1913-м. Известно, что голову скульптор лепил со своей супруги.
Символом Варшавы издавна считалась морская сирена. В 1939-м скульптуру молодой женщины-воительницы установили на набережной столицы. Моделью служила талантливая этнограф и поэтесса Кристина Крохельска, погибшая во время Варшавского восстания 1944-го года.
Но вернемся в Крым. Русалку в Мисхоре при реконструкции набережной в 1970-е сняли, списав на разбушевавшуюся стихию. Вскоре выполнили в Киеве новую скульптуру по старому образцу, но установили по другую сторону пирса. А прежнюю установили на Поляне Сказок, где и теперь ее можно увидеть.
Тело Русалки, особенно та часть, что видна с мыса Ай-Тодор, где, очевидно, у немцев находилась огневая точка, изрешечена следами от пуль автоматной очереди. Пока нет данных по поводу оружия, из которого стреляли по Русалке как по мишени, можно предположить, что в ночное время она могла показаться кому-то из оккупантов плывущим живым противником.
Итак, в завершение нашей истории скажем: в странах, где установлены скульптуры Русалок и Сирен, знают имена моделей и только одна мисхорская до недавнего времени не имела имени. Согласно устной традиции, моделью для скульптора послужила крестьянская девушка Меланья, кормилица князей Юсуповых. Биография ее прослеживается не полностью, но достоверно известно, что по-прежнему она жила в Мисхоре или Кореизе. Вполне возможно, что остались потомки героини нашей публикации Мелании Степановны Шатиловой, а также документальные свидетельства. Будем продолжать поиск.
Надежда Ковалевская, старший научный
сотрудник КРУ «АДПМЗ»