— Чем дорог для вас этот фильм?
— Я очень хорошо знаю этот проект. Идея французская. 7 лет назад мы купили права на театральную постановку этой пьесы. Но оставили только действующих лиц и саму ситуацию и переписали ее всю за 3 месяца. Во Франции они тоже играют спектакль, у них он длится один час 10 минут, у нас же два акта, два часа 15 минут. Они играли на 300 человек, мы – на полторы тысячи. У нас другого стиля представление. И вот 7-й сезон я ее играю.
Мы давно хотели снять фильм, но не могли получить права на «Игру в правду». Все эти годы спектакль собирал аншлаги, но когда возникла идея превратить его в кино, выяснилось, что права на экранизацию пьесы уже выкупил Люк Бессон. Но наступил кризис, 2008-й год, французы остановились, но права нам не отдавали. Время шло, я понимал, что спектакль уже раскатан, мы играли уже 5-й сезон, были хорошие отзывы, этот спектакль стал хитом. Есть спектакли, которые меняют мнение о нас, как о актерах. Я вижу, что люди уходят другие. Вот такой это спектакль.
Полтора года назад нам удалось через знакомых атаковать французских друзей неофициально. Помог один владелец крупного футбольного клуба. Все было подстроено. Они сели за стол, и он сказал – слушайте, а чего вы не отдаете им права, это мои близкие друзья. А этот бизнесмен был завязан по бизнесу с французами. И нам отдали права – недешево, но отдали.
—Какая была атмосфера на съемочной площадке?
— Мы резко приступили к работе. Я пригласил Тимура Бекмамбетова, нам нужен был продюсер, который бы хорошо прокатал картину и представил бы ее авторитетно. Мы хотели бы удачно отработать этот проект. Тимур соблюдал наши принципы. А вот режиссер Витя Шамиров был бескомпромиссный. На съемках он дал понять всем, что это его кино и он будет снимать так, как хочет. Несмотря на то, что мы писали сценарий вместе и здесь нет автора. Мы разругались, съемки были в аду. Первый раз в жизни я так сопротивлялся. Я киношный человек, но сопротивлялся кадру, мы ругались, я не мог понять задачи режиссера. А Виктор Шамиров, зная пьесу, он менял ее под кино. Он делал так, чтобы мы ничего не знали. Использовал первобытнообщинные приспособления на площадке, которые никто не использует. Сейчас актеры все в согласии работают. А он шел прямо в атаку. Я даже плакал несколько раз. Были такие вещи. Но у него свое видение, и музыку он подобрал свою, в общем, сделал свое произведение искусства. Он заразил меня, и я сейчас пишу сценарий своего фильма. В январе я хочу снимать кино.
— Говорят, что весь фильм был снят в павильоне, нет ни одной сцены в натуре?
— Да, под фильм был сделан павильон, и всю картину мы сделали в январе за 26 смен. У нас нет ни одной натуры, все, что вы видите, это красиво и грациозно сделанная выгородка. Думаю, что это самый дорогой проект из интерьерных у нас в стране.
— Вы пишете сценарий нового фильма, о чем он будет?
— Кино будет о враче-нейрохирурге, я хочу сыграть главную роль. Я знаю хорошо, как живут эти врачи. Мама моя, которая хотела когда-то жить в Ялте, столкнулась с ними очень сильно. Фильм будет называться «Дело не в деньгах». Музыка в картине тоже будет моя. Это сверхчеловеческая история.
— Что для вас игра в кино?
— Для меня это всегда путешествие. Но в то же время для меня кино – это всегда работа. Я часто принимал участие как соавтор тех картин, где играл. Я, кстати, единственный актер, который играл в современном жанре бандитов, крутых мужчин, верстал такой брутально-мужественный образ, который разрушил в одну секунду, сыграв Кристину (в фильме «Любовь-морковь» — авт.) Я сделал в кино то, чем занимаюсь в театре – комедию.
Для меня кино — особая штука. Кино – это путешествие, я отношусь к нему не как наемник, который приехал заработать какие-то деньги. Хотя есть такие фильмы в истории каждого артиста. Но если ты пускаешься в какую-то историю, то это часть твоей жизни, которая меня изменит, надеюсь, к чему-то более высокому, сильному, я точнее ощущу жизнь, пойму, кто я, куда мне дальше двигаться. Кино – это для меня экспедиция.
— Вас сегодня часто приглашают на съемки?
— Да, я на том этапе, когда меня начали приглашать сниматься. Но когда не снимаешься – ты как раз и пишешь пьесы, сценарии, это поглощает большую часть времени. С возрастом тебя все меньше приглашают на какие-то роли, которые ты хотел играть. Или приглашают на пробы, потом забывают сказать, что тебя не взяли, ты смотришь на билборд – а картина уже вышла. У меня так с «Метро» было – увидел, говорю — они что, уже сняли? А что они нам не позвонили полтора года назад? Странно. А потом я говорил с продюсером этого фильма, а он признался – я даже не видел твоих проб. Но пока я не жалуюсь на отсутствие внимания режиссеров.
— Не посещала вас мысль пожить какое-то время в Крыму?
— Вы это себе представляете, чтобы я развернулся и приехал сюда жить? На три дня? Я лучше в гостинице остановлюсь.
— Но ваша мама мечтала жить в Ялте. Вы не задумывались, чтобы купить здесь дачу?
— Нет. Если покупать дачу в Крыму, то в первой линии у моря. Но если мне надо будет на первой линии пожить, я возьму палатку и приеду. Нет, я другой человек, у меня нигде нет домов. В Подмосковье есть дом, пять лет пытаюсь продать. Купил и на второй день начал продавать. Я городской житель, я в дороге все время. Я знаю всех стюардесс в самолетах.
— Когда вы на съемках в Крыму, удается посмотреть какие-то достопримечательности?
— Нет. Приезжаешь на съемки – или бухаешь, или снимаешься. Но сейчас я не пью. Был как раз тот период, о котором я сказал, мы веселились, снимали «Дерзкие дни» в Ялте. Я помню картину в прекрасной компании. Я даже стих тогда придумал очень красивый, про кино. Я играл какого-то безумца. Завтра поеду в Севастополь к морякам. Севастополь я знаю получше, Ялту — хуже.
—Свои занятия музыкой вы продолжаете?
— Да. Недавно получил награду — «Летающего слона» в Виннице за вклад в развитие кино. И вот я там играл концерт. Наверное, очень странно, когда взрослый мужчина прыгает по сцене. Но с другой стороны, я видел Кустурицу, который получит приз, выходит со своим оркестром и фигачит. В Виннице я скакал на сцене час 10 минут, и у меня даже одышки не было. Музыка для меня – это терапия, это бег от инфарктов, от инсультов, это способ откричаться, отчувствоваться. Музыка для меня это огромная штука. Мой кумир – Вакарчук. Слава, кстати, поддержал меня, мы делали обращение к жителям Амурской области. Я искал могущественных друзей в смысле таланта, энергии, которые бы сказали правильные слова. И я рискнул Славу набрать, он откликнулся сразу, в течение дня сделал обращение. Мы собрали деньги, гуманитарную помощь и я летал в Благовещенск помогать тем, кто пострадал от наводнения. Польза от нас была.
—В Крыму долгое время существовал песенный фестиваль «Крымские зори», сейчас решили возродить и это будет фестиваль для совсем юных талантов. Как вы считаете, надо принимать участие в таких фестивалях?
— Конечно, если есть возможность сделать фестиваль – надо делать. Когда еще, как не в юном возрасте, заявлять о себе? Я очень люблю всякие вокальные конкурсы.
Я пел в детстве, потом сорвал голос. У меня была страшная история, я чуть не порвал связки. Папа спас, увез в Киев. А в Днепропетровске уже была назначена операция. Врачи в Киеве сказали – давайте рискнем, пусть пошепчет. Я не пел никогда, у меня узлы были на связках. Но я знал, что это мой комплекс и очень хотел этого. И вот мне уже столько лет, а я пою.
— Есть мечта?
— Я придумал песню, которую хочу со Славой Вакарчуком спеть. Не буду пока говорить, какую, вдруг он откажется. Ну а Слава для меня такой авторитет, что если он будет в зале, а я буду играть концерт, то я остановлю концерт. Я при нем петь не буду пока. Он и Земфира, это два человека, при которых я постесняюсь петь.
— А в киноиндустрии есть люди, которых вы стесняетесь?
— В кино я буду играть при любых стечениях обстоятельств.