Хорошо солнечным утром ехать по "стрелке" Симферопольского шоссе! Вырвавшись из зоны запустения бывшего Сакского химзавода и унылых дачных участков с заброшенными домишками, которые хозяева в час исхода так и не смогли никому продать, и проехав с десяток километров вдоль пересечённой местности, где разрытая экскаватором земля чередуется с плантациями молодых эфиромасличных культур, в какой-то момент замечаешь, как в разрыве горизонта вдруг возникает чудное видение. Над невообразимо голубой морской гладью далеко-далеко и непривычно ярко сверкает белоснежная "открытка": чётко явленный город, город-лайнер, город-мираж - Евпатория. Гламур небесной чистоты! Сходство с круизным судном придаёт ему вытянутая горизонталь и отсутствие "высоток" - многоквартирный дом в оптике глаза кажется издали каютой многофигурного сияющего парохода. Остро хочется остановиться, выйти из автомобиля и дальше не ехать – чтоб не разрушить впечатление. Ведь очевидно: впереди неизбежные разочарования. Остаётся лишь выяснить, до какой степени...
ПЛОЩАДЬ СОГЛАСИЯ

Директор культурно-этногра­фического центра "Ворота Дровяно­го базара" Диляра Якубова читает нам стихи: " Прошелся джаз по улоч­кам ислама, и флейты превратились в минареты, а ты все ждешь напут­ствия имама и зажигаешь звезды сигаретой". Спрашивать, чья это по­этическая импровизация, не прихо­дится: стиль Александра Коротко проступает в любой текстуре. Стро­ки рождены впечатлениями от Бах­чисарая, поясняет Диляра Меджитовна, но в них чутко схвачено сме­шение эпох, что разлиты и в воздухе Евпатории, — должно быть, ещё со времён средневекового Гезлева. Потому что, хотя археологические находки "настаивают" на том, что люди здесь жили ещё в шестом ты­сячелетии до нашей эры, сведения о греческой Керкинитиде — пред­шественнице Евпатории — обрыва­ются во втором веке нашей эры, по­сле очередного скифского набега. А вот после завоевания в 1475 году Крымского побережья османами тут была воздвигнута хорошо укреплён­ная крепость, которую турки назы­вали Гёзлев, а крымские татары — Кезлев. По описанию турецкого пу­тешественника, посетившего город в 1666 году, он представлял собой "крепость с двадцатью четырьмя ба­стионами, расположенными на рас­стоянии ста пятидесяти шагов друг от друга". Отсюда следует, что ок­ружность крепости Гезлев составля­ла три тысячи шагов. Это огромная фортеция в форме пятиугольника, замечательно устроенная и укра­шенная, была сооружена из тёсано­го камня на равнинном морском по­бережье. В XVI веке Гезлев превра­тился в большой торговый город-крепость. В гавань приходили суда из Малой Азии, приезжали русские купцы. Являясь единственным пор­том Крымского ханства, город быст­ро богател. Через пять городских ворот в город свозились товары из разных концов полуострова. Ворота Дровяного базара, к которым мы возвращаемся, служили, как видно из названия, для караванов с топли­вом, которое в степном Крыму цени­лось очень высоко. Так вот эти воро­та простояли четыре века, пока не попались на глаза советской власти. Полдня работы мощного бульдозе­ра — и немой свидетель "старины глубокой" был снесён. Выдержав удары запорожских казаков и рус­ско-турецких войн, он пал жертвой пошлого вандализма.
Случилось это в 1959 году, а 45 лет спустя, продолжая реконструк­цию старого города, начатую с ули­цы Дувановской, мэр Евпатории Ан­дрей Даниленко предложил чете Якубовых взяться за восстановле­ние, а точнее, воссоздание утрачен­ных ворот. В выборе партнёров про­екта мэр не ошибся. Якубовы взя­лись за дело увлечённо, ответствен­но, всячески стараясь уйти от неиз­бежного в этих случаях "новодела". Ворота сооружали в точном соот­ветствии с рисунками и чертежами той поры, выкладывали стены ау­тентичными материалами и камня­ми, в том числе извлечёнными из древних мостовых. Сегодня этот па­мятник фортификации представлен в первозданном виде. Вдобавок за его крепкой стеной работает кафе-музей крымско-татарской культуры. На третьем этаже здания находится тщательнейшим образом выпол­ненный гигантский макет средневе­кового города. И все кто сюда при­ходит, имеют возможность восхи­титься нежным рассветом над Гезлевом — с высоты птичьего полёта.
На втором этаже — этнокофейня, где можно отведать замечатель­ный кофе, полакомиться восточны­ми сладостями. Коммерционализация прошлого? А что в этом плохого, если познавательную экскурсию за­ключает кофейная дегустация — пальчики оближешь! Поверьте, в му­зее Диляры Якубовой это происхо­дит едва ли не целомудренно. К сло­ву, в её же этноресторане "Джеваль" спиртного не подают, зато проводят популярные мастер-классы приго­товления фирменных крымско-та­тарских блюд. Путь к познанию на­ционального своеобразия через же­лудок? А почему и нет? Кто станет спорить, что съедобная часть ми­ра нам даётся легче всего. Никому же не приходит в голову осуждать магистрат Зальцбурга, который строит свой бюджет на туристичес­ком обожании Моцарта. И те, кто по­едает бесподобные кондитерские изделия с профилем великого ком­позитора, вряд ли унижают память о солнечном маэстро — он ведь и сам очень любил горячий шоколад. Тут главное — мера, а она у Якубовых есть. Чего, к примеру, стоит симпа­тичный слоган их центра "Позвольте нам стать частью ваших воспомина­ний"! Мы были не против.
Меж тем "Одун базар къапусы" — лишь малая часть великолепней­шего городского проекта "Малый Иерусалим", реализованного город­ской властью четыре года назад. Идею "суфлировала" сама история, расположив на участке в два квад­ратных километра святыни шести религий — всех народов, издревле населяющих Крым. Спору нет, это лучше видеть, но хотя бы по слову о каждом культовом сооружении ска­жу. Прекрасен и суров, как бастион, ладно скроенный греческий Свято-Ильинский храм. Лишены внешних чрезмерностей две неброские сина­гоги, одна из которых — Егия-Капай (ремесленная), действующая. Ар­мянский храм — базилика в свобод­ном стиле, сдержанная и внушитель­ная, как Ноев ковчег. Величествен­ный абрис православного Свято-Ни­колаевского собора виден отовсюду, являясь важным элементом город­ского силуэта Евпатории. В 1552 го­ду при хане Девлете I Гирее в Гезлеве закладывается самая большая мечеть Крыма Джума-Джами (со­борная пятничная, ханская). Её про­ект хан заказал в Стамбуле архитек­тору Ходже Синану, греку по проис­хождению, инженеру, математику, зодчему, подарившему миру более трехсот замечательных сооружений. Строительство велось долго, так как Ходжа Синан одновременно возво­дил в Стамбуле и мечеть султана Сулеймана I. К тому же не хватало средств — большая часть денег, по­ступавших в казну, расходовалась на ведение войны с Иваном Грозным. Но ожидание воздалось сторицей — сейчас Джума-Джами кажется про­сто нереальной. И заключают ком­плекс караимские кенасы, принад­лежащие одному из самых загадоч­ных автохтонных (коренных) народов Крыма. Ведь только версий проис­хождения у караимов как минимум три: "кумано-кипчаксая", "хазар­ская" и "саддукеевская" — то есть ведущая свои роды от последовате­лей доталмудического иудаизма. Считается даже, что караимы здесь жили ещё до распятия Христа. Во всяком случае, Евпатория для этого древнейшего народа (внимание!) имеет то же значение, что Мекка для мусульман, а для католиков — Рим. Не правда ли, поразительно? И по­вторюсь: здесь нет муляжей, и с ис­торическим тактом всё в порядке. "Малый Иерусалим" в Евпатории не тщится быть самозванцем — здесь не имитируют Виа Долороза — путь страданий Христа, или что-то в этом роде в отношении других религий. Любовно созданный культурно-исто­рический маршрут и ничего более: верующие свои храмы посещают са­ми. (Даниленко, замечу, никогда со свечой публично не стоит: говорит, прихожане вместо общения с Госпо­дом начинают шепотом обсуждать его присутствие в церкви.)
Отдельно хочется сказать о текие (монастыре) дервишей-суфис­тов, расположенном напротив уже упомянутых Гезлевских ворот. Су­физм — мистическое течение в ис­ламе, проповедующее очищение ду­ши от скверны и привитие похваль­ных качеств духу. Учение расходи­лось с ортодоксией веры, но нам оно наиболее интересно: дервиши-су­фисты после молитвы совершали ритуальные пляски, возвышаясь над всем мирским и таким образом со­единялись с Всевышним. Памятник на бывшей площади Одун-базар включает кофейню ХIХ века — там размещён музей, мечеть Шакурла- эфенди и здание самого текие.
И, наконец, о названии города. Евпаторами (буквально с греческого — "рожденными славными отцами", то есть знатными) именовались не­которые цари в древности. Так вот Евпатория названа в честь Митридата VI Евпатора, правившего Понтом и превратившего в свою сатрапию Колхиду, Малую Армению, Херсонес Таврический и большую череду скифских оседлых племён. Импера­трица Екатерина II относилась к Митридату сочувственно и память о крепости Евпаторион увековечила в имени города. Зачем я ухожу в такие исторические экскурсы? Чтобы по­казать, какой объём эмоционально (и даже кулинарно) окрашенных зна­ний вы можете получить, просто прогуливаясь по Евпатории. И без малейшей тени скуки!
Мы пробыли в Евпатории сутки и убедились: что ни говори о прошлом, а этот город, на самом деле, устрем­лён в будущее. По количеству и каче­ству проработанных мэрией проек­тов рядом с ним и поставить нечего. Особо разовьётся здесьспортивно-оздоровительная составляющая. Ан­дрей Даниленко специально ездил на международную тематическую выставку в Москву: мир в индустрии развлечений на воде сильно приба­вил, но, к счастью, весь этот аван­гард нетрудно позаимствовать в те­чение года-двух. Дайвинг в Евпато­рии в почёте, так что на очереди "прививка" виндсёрфинга, кайтинга, всех видов снорклинга и других экзо­тических, но доступных морских ув­лечений. А к надувному бассейну у берега и приучать не надо. Огром­ный проект муниципалитета — "Зо­лотое кольцо здоровья". Вокруг озе­ра Мойнаки в былые годы проходили этапы чемпионатов СССР по ходьбе и бегу. Там три воздушных потока: морской обогащённый, озёрный и степной. Подобная"роза ветров» вы­водила спортсменов на высшие до­стижения. Город отказался от жилого и рекреационного использования этих земель в пользу физкультурно-спортивного. Понятное дело, на но­вом витке. Кстати, рядом с будущим "кольцом" находится центр подго­товки победоносных украинских паралимпийцев — их результаты лишь подтверждают правильность приня­того горсоветом решения. В том же районе простаивают затампонированные четверть века назад терми­нальные скважины — 39 градусов тепла. Они тоже начнут служить лю­дям. А вообще, у мэрии реальных планов громадьё: аэропорт (ремонт­ный завод и техперсонал сберегли), марина для яхт-клуба, велотрек, ре­конструкция трамвайной сети, обус­тройство новой площади Согласия.
"Что у вас с пляжами?" — инте­ресуюсь у Андрея Петровича. "Му­ниципальных — семь, — отвечает он. — Евпатория тянется 14-киломе­тровой полосой вдоль мелководного Каламитского залива — почти лагу­на, "упасть" всегда есть где. На море — песок, мягкий, чистый, золотис­тый. В наших ближайших планах — удаление грузового порта за преде­лы города. И когда набережная Горь­кого и набережная Валентины Те­решковой сомкнутся, мы получим такое прогулочное раздолье — не будет равных. Все планы реконст­рукции согласованы. У нас за год трижды был председатель Совета министров Крыма Василий Джарты, в его лице город имеет самого горя­чего сторонника решительных пре­образований некогда знаменитой на весь Союз здравницы, чьё значение для Украины с каждым годом будет только возрастать".

ФИЛОСОФИЯ БЕГУНА НА ДЛИННУЮ ДИСТАНЦИЮ

О том, как трудовые коллективы города готовятся к 55-летию их ува­жаемого мэра, Андрей Даниленко говорить не стал: "Разве это юбилей
— что за возраст? К тому же я обыч­но накануне дня рождения из города уезжаю, чтобы не создавать про­блем подчинённым и зависящим от городского головы лицам. Как про­ходят эти ритуалы, вы знаете — они мне, поверьте, совсем не по душе. Близкие друзья в любом случае най­дут, а жертвоприношения креслу предпочитаю не устраивать".
Когда в 1956-м маме будущего городского головы пришло время рожать, его отец — луганчанин, во­енный лётчик — был с миссией в Венгрии, и мама уехала в отчий дом в Подмосковье. В Евпаторию она вер­нулась, когда Андрюше было шесть лет. А ещё через год отца не стало — погиб при выполнении воинского долга. Потемневшая от горя мать внушала сыну: ему теперь полагать­ся не на кого, надо учиться и проби­вать дорогу в жизнь самостоятельно. И Андрей учился. Особенно удачно шли у него точные науки. А ещё были олимпиады, малая академия наук, подготовительные курсы в МГУ. Шко­лу закончил с одной четвёркой — по русскому языку, по украинскому кра­совалась пятёрка. И с первого раза поступил в легендарную "Бауманку"
— самое престижное техническое учебное заведение страны, давшее миру блистательную плеяду учёных и конструкторов — от Доллежаля, Кли­мова и Лавочкина до Петлякова, Ту­полева и Сухого.
Служба в армии мёдом не каза­лась. Боевая часть Андрея стояла в болотах Костромской области, акку­рат в местах, где Иван Сусанин отдал "жизнь за царя", погубив поляков. Лейтенант, начальник расчёта ПВО, а поскольку был "двухгодичником", все дежурства в праздники были его — "через день на ремень". Только на­чальником караула назначали раз двести. После демобилизации выяс­нилось, что снова "физики в загоне". А менять образ жизни, определяе­мый 245 рублями офицерского жало­ванья на инженерный оклад в НИИ, состоящий из 90 "рэ", не хотелось. И молодой инженер-механик (плюс ра­диоэлектроника военной кафедры) устроился мастером участка по об­служиванию самой большой в стране радиолокационной антенны (пло­щадь зеркала — 2500 квадратных ме­тров!) в отдел наладки и эксплуата­ции Ленинградского завода "Боль­шевик" в Центре дальней космичес­кой связи, что под Евпаторией. Здесь платили 360 рублей, мама за сына радовалась. Но Андрею чисто завод­ская рутинная работа была не по нут­ру, и он с потерей оплаты переходит в Московский сектор Центра: здесь проводились сеансы связи, слушали "космос". Отсюда же трудовой кол­лектив и делегировал молодого спе­циалиста на партийную работу: инст­руктором промышленно-транспортного отдела горкома партии.
Когда страну вздыбила перест­ройка, а демократия выбросила по­бег альтернативных выборов, Анд­рей Петрович уже был вторым секре­тарём. На состязательные выборы в 1990 году пошли вместе с первым — тот лишь сопел и с Даниленко прин­ципиально не разговаривал. А вто­рой секретарь обкома, куратор Евпа­тории, даже хватал "неформала" за руки, когда он шёл к трибуне пред­ставлять свою программу: "Партия тебе этого никогда не простит!" Смельчака председателем горсове­та избрали, а партия — в лице тысяч её рядовых членов — ещё и выдвину­ла Даниленко делегатом XXVIII, по­следнего в истории СССР партийно­го съезда. В целом же евпаторийцы избирали Андрея Петровича мэром шесть(!) раз, последний — в 2010-м. Выходит, 21 год "на галерах", как ат­тестовал режим своей работы Вла­димир Путин. Я же выпускника "Бауманки" сразу и отважно спросил о том, возможен ли вечный двигатель и не является ли им часом всякий го­родской голова. "Какой перпетуум-мобиле? — вопрошал в ответ Андрей Петрович. — Мэр — это старший дворник, крайний во всех вопросах коммунального хозяйства и дежур­ный по городу 365 дней в году". Тог­да-то Даниленко и вспомнил ответ российского президента в анкете на выборах: "Услуги населению". Мол, самое оно.
Ещё готовясь к интервью с ев­паторийским мэром и прочитав о его работе в Центре дальней косми­ческой связи, я поверхностно пред­положил, что вследствие этого он может быть человеком, склонным к планированию жизни большими пе­риодами, сторонником "длинных" идей, приверженцем долгосрочных, многоэтапных программ. И неожи­данно оказался прав. Но исток по­добного подхода оказался иным. Начну с примера. Лет десять назад Евпатория одной из первых в Украи­не реализовала проект по привлече­нию населения к управлению горо­дом — на низовом уровне. За счёт денег американского фонда был от­менно благоустроен двор четырёх многоквартирных домов — со спор­тивной и детской площадкой, специ­ально высаженными деревьями и клумбами — ярко, удобно, полезно, здорово. Жители обомлели от счас­тья и публично клялись дарёную ле­поту беречь и множить. Через год от евродворика не осталось и следа. Менталитет, однако.
Вторая рана на сердце мэра уг­лублялась в процессе наблюдения над тем, как неспешно, но неутоми­мо евпаторийцы и гости курорта уничтожали новую набережную: би­ли плафоны и фонари, неотмываемыми граффити расписывали всё, что попадало в поле зрения.

Третье обстоятельство было связано с нестабильностью власти — как в центре, так и в Крыму. Новый режим — новые люди. Только проби­лись к министру обороны с челобит­ной о передаче городу аэропорта, а его уже и след простыл. И так куда ни кинь. В итоге, говорит без печали Андрей Петрович, он пришёл к неко­ему философскому пониманию не­возможности в одночасье исправить несовершенства мира, как, впрочем, и хронические неполадки в комму­нальной сфере города. Это ведь как в огромном доме — один кран почи­нил, а завтра потёк следующий. То есть надо смирить гордыню, жажду мгновенных перемен и действовать по мысли Щедрина: культуру пола­гается насаждать настойчиво, но без кровопролития, в эволюционном по­рядке. Это не исключает мэрского долга, но вводит его в рамки плано­вой работы:городской"сад"требует терпения и непрерывности усилий. А ещё, чтобы не сбивала с ног внеш­няя "качка" в стране, акцентирует Даниленко, надо чётко знать, куда стратегически движется террито­рия.
И цели перед го­родом и горсоветовской ко­мандой следует ставить самые вы­сокие. Брать нужно всегда значи­тельно выше по течению, учил Лев Толстой, тогда если и снесёт, всё равно продвинешься дальше.

Утверждают, что шея и глаз сви­ньи посажены так, что она не видит неба. Никогда. Иное дело — чело­век! Тяга к космосу, к звёздам силь­но развила воображение нашего ге­роя, и оно ему — по крайней мере, однажды — очень пригодилось. За Даниленко, полагаю, навсегда оста­нутся две величайшие заслуги пе­ред Евпаторией. Первая — он сумел обратить горожан к собственной ис­тории. До юбилея 2003 года более половины евпаторийцев понятия не имели, как их город назывался в бы­лые времена. "Пробив" Указ прези­дента о праздновании 2500-летия Керкинитиды-Гезлева-Евпатории и достойно отпраздновав нешуточный юбилей, мэр принял вызывающее решение: восстановить "по камеш­ку" старый город. Рискованнейшая затея! Шёл 2004 год... Через два го­да выборы, а вы хотите зарыть день­ги в землю? — и это было самое не­винное обвинение мэра в "немудро­сти". Удивлялись: да кто туда пойдёт — там же сплошной "шалман" (по-киевски — "гендэлык"), лучше кры­ши латайте, меняйте котлы в бой­лерных. Даниленко "коммуналки" не гнушался, слушал всех, но гнул своё. Каждый четверг собирал акти­вистов: учёных, историков, журна­листов, краеведов. В его кабинете в тот год перебывала вся оставшаяся "в строю" сознательная обществен­ность Евпатории. Потом "отжали" все предложения и кристаллизова­ли красивый замысел, что теперь называется "Малый Иерусалим". И влечёт сюда людей со всего Крыма, Киева, Израиля, Германии, большо­го мусульманского мира. Так это же только начало! Кстати, о нём. Когда подступились к "шанхайчикам", под­няли мостовую, а там "трубы", сра­ботанные веков семь тому. Канали­зация отсутствовала напрочь: "всё" уходило в катакомбы, в район ре­конструкции было страшно зайти. Кслову, маршрут открыли
уже в 2007-м, через год после выборов, и ничего — и мэра переиз­брали, и Евпатория туристический "джек-пот" сорвала. Даниленко сло­мал нерушимый стереотип: Евпато­рия — детская здравница, и всё тут, смотреть там нечего. Ничего себе! По прошествии времени трудно и объяснить причины такого очевид­ного массового заблуждения. Вот вам и роль личности в местном ре­нессансе!
Пушкин прав: история делает человека гражданином. Когда выпу­скники школ Евпатории получают медали на Театральной площади и дают клятву на верность городу и Родине — к слову, в эллинском (керкинитидском!) стиле, здесь собира­ются все. И это уже традиция, что задевает душевные струны людей, пробуждая и закрепляя в них патри­отические чувства. Рождает "пре­красные порывы" — гул истории, возвращённый мэром родному го­роду. Евпатория до него имела два праздника: открытие курортного се­зона ближе ко Дню медицинского работника и День освобождения от фашистских захватчиков. Теперь у неё не три торжества, а новое (пусть ещё и начальное) качество граждан­ского самосознания.
Второй мэрский подвиг (говорю об этом без малейшей иронии) — сохранение сети здравниц и санато­риев в их профильном назначении. О, тут были бои! За два десятка лет чего только не пытались умыкнуть сноровистые серьёзные господа из курортного ожерелья Евпатории. (Посмотрите на Ялту, Алушту, почув­ствуйте разницу.) Горсовет не отдал ничего! Как устояли? Били в набат. Едва просачивалась информация о готовящейся сделке купли-продажи (а значит — прощай, лечебная со­ставляющая), мэр поднимал на ноги всех, кого мог — общественность, прессу, друзей. Шли телеграммы-молнии президенту, в Кабмин, Вер­ховный Совет, Даниленко срочно вы­езжал в Киев — пробиваться "на­верх". И "залётные" отступали. Оса­да некоторых лакомых объектов, правда, всё ещё длится. Как, ска­жем, грязелечебницы Мойнаки. Соб­ственно, сама грязелечебница ребя­там, подбивающим клинья к санато­рию, совсем ни к чему. Но 17 гекта­ров земли в центре города и дивный парк, десятками лет культивирован­ный на землях, неприспособленных к этому напрочь, — вот где истин­ное богатство. И это чудо садово-паркового искусства отдать част­нику как банальный пустырь?! Да кто же такое самоуправление ум­ным назовёт? Мойнаки же — сердце курорта! У мэрии отрабо­танный план, работающая евромодель. Общекурортный объ­ект — грязелечебница — со­храняется и развивается, а во­круг неё инвестор (или пул дольщиков) строит свою част­ную инфраструктуру. Ради бога! А отдать всю террито­рию под коттеджную заст­ройку — здесь горсовет на­мерен стоять до конца. На­деемся, что счастливого.
Вопрос вопросов для всего Крыма: как продлить курортный се­зон, в идеале сделав его круглого­дичным? Евпатория смыкает "ар­мии" двух "фронтов" — лечебно-оз­доровительного и туристического. (Журнал "Фокус" в прошлом году отдал "Малому Иерусалиму" 12-е место по популярности в Украине.) Что касается убережённого санаторного потенциала — ему в Крыму равных нет. Да что в Крыму: приехал из Баден-Бадена немец-курорто­лог, где детская лечебная и "взрос­лая" оздоровительная сети рухнули ещё в 1997 году, и глазам своим не поверил — кроме десятка профиль­ных здравниц, здесь работает и единственный (в бывшем Союзе) НИИ детской курортологии и фи­зиотерапии, да ещё как плодотвор­но трудится! Одним словом, эти два "направления главного удара" — ес­ли их интенсивно развивать, модер­низировать и лелеять, приводя к ра­зумному соответствию качество сервиса и его стоимость, — в самое ближайшее время могут сделать Евпаторию невероятно конкуренто­способной. Не в самое ближайшее, поправляет меня городской голова, но в обозримой перспективе — не­пременно. И уходит на рабочее со­вещание, кажется, как раз по во­просу о грязелечебнице Мойнаки — в связи с утренним раундом теле­фонных переговоров с руководст­вом "Укрпрофздравницы".
Есть сентенция в отношении то­го, чем моральный человек отлича­ется от нравственного. Первый зна­ет, что в этом мире делать можно, а что — осуждаемо Богом и людьми. Для нравственной личности табу есть запрет собственной совести, преступить который невозможно. Мой заключительный вопрос к мэру Евпатории звучал так: "Какую память вы предпочли бы оставить у горожан своими делами на посту головы?" Андрей Петрович, по-моему, ответил не лукавя: "Прежде всего я хотел бы, чтобы моим детям и внукам не пле­вали вслед. Остальное уже не столь важно". Если учесть должность Даниленко и нравы текущего времени, следует признать, что его желание вполне граничит с несбыточным.
Александр САКВА. Евпатория—Киев. (23-29 марта 2011 г. «МК» в Украине)