Не видела Крым много лет и первым делом устремилась к священным, дорогим местам. Тут же из памяти выплыло пушкинское:
«Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам».Правда, правда! Пушкинский музей в Гурзуфе очаровал. Камерностью, теплотой, человечностью. Теплота – живая и рукотворная, потому как хранители музея – люди, безгранично влюблённые в Пушкина. И ты уже не просто смотришь музейную экспозицию, ты сопереживаешь, проживаешь этот отрезок времени, когда Пушкин гостил здесь в семействе Раевских.
Кипарис, который так полюбил Пушкин…
Платан, живой памятник поэту, посаженный через год после смерти, превратился в гигантского исполина, красивого, коренастого старца, молчаливого свидетеля прошлой жизни…
Огромный парк, окружающий поместье, полон вековых деревьев, и здесь даже в самый жаркий день – чудесный свежий воздух, тенистые аллеи.
Попив чаю с инжирным вареньем, на террасе, на которой некогда сиживал Пушкин с друзьями, мы окончательно разомлели и, конечно же, развспоминались….
И пусть экскурсоводы всего мира одновременно говорят мне, что Пушкин вставал в пять часов утра, бежал на море, купался, а потом возвращался в поместье, чтобы наедине со старшим Раевским попить на террасе чаю, я ни за что в это не поверю! В то, что утренние его походы обходились без барышень Раевских. Ну, хотя бы без одной из четырёх. Ведь это же был Пушкин, и тут все каноны и правила мгновенно рушатся! Ну, а уж если говорить об Елизавете Ксаверьевне Воронцовой…
«Полумилорд, полукупец,
Полумудрец, полуневежда,
Полуподлец, но есть надежда,
Что будет полным, наконец».
Александр Сергеевич, дорогой Вы наш, ну, причём же муж, ведь навечно припечатали?! Ох, уж эта африканская страсть, всесокрушающая. Однако любовь… Ничего не поделаешь. И уже Елизавете Ксаверьевне, легкомысленной, ветреной, удивительной – ей одной:
«Что в имени тебе моём,
Оно умрёт, как звук печальный
Волны, плеснувшей в берег дальний,
Как звук ночной в лесу глухом…»
Спустя много лет, уже обручившись с Натали Гончаровой, он представит ей невесту. Словно ожидая Её – благословения. Натали всё знала, Пушкин исповедался ей в своей самой большой любовной страсти и… был прощён. Воронцова одобрила выбор и благословила….
Какие здесь бушевали страсти, какая кипела жизнь! Но ничто никуда не уходит. Деревья, дом по-прежнему хранят тени драгоценных душ «каких уж нет»…
Спасибо тебе, дорогой Платан, Кипарис и Небо. Я увезу с собой на север кусочек крымского тепла и улыбки своих друзей. И далеко отсюда буду счастлива этим богатством. Уже навсегда.Автор: Ирина Садовская, литературный критик, Москва-Гурзуф