—Я выросла в Керчи, там жили мои родители, а в 1938 году приехала в Ялту и поступила в фармацевтический техникум. В 1941-м я должна была окончить учебное заведение. Когда до выпускных экзаменов оставалось всего ничего, началась война. Сдать экзамены здесь стало невозможным, немцы наступали, поэтому студентам выдали билеты на теплоход «Армения», чтобы мы поехали в Краснодар и там сдали экзамены. Я собрала чемодан и спустилась на Набережную, чтобы сесть на теплоход. Там встретила своего дядю, брата моего отца, он был рыбаком. Я ему и рассказала, что собираюсь садиться в «Армению», попросила, когда придет в Керчь, рассказать моим родителям, что я уехала в Краснодар. Пока мы общались, я видела этот теплоход, а когда добежала на посадку, поняла, что не успела, мне не хватило буквально двух минут.
Дядя Евдокии шел домой на лодке в Керчь следом за «Арменией» и собственными глазами видел, как теплоход пошел на дно. Приехав домой, он рассказал родителям, что их дочь утонула вместе с теплоходом. Мама после этого пошла в церковь, заказала панихиду и заочное отпевание.
—А я опоздала на теплоход и пошла себе дальше по Набережной, — продолжает Евдокия Сикорская. — Встретила солдат первой Приморской армии Севастополя. Они устроили полевую кухню и готовили себе еду. Увидев меня, пригласили пообедать и предложили пойти вместе с ними в оборону Севастополя. Оставаться в Ялте, ждать прихода немцев и не иметь никакого тыла мне не хотелось. И я пошла. В первой Приморской армии в Севастополе меня оформили инструктором, и я вытаскивала с поля боя раненых. В течение года я спасла жизнь 64-м солдатам. Я до сих пор не понимаю, как у меня тогда хватало сих таскать на своих плечах взрослых мужчин. Вспоминаю, что часто после того, как вскидывала на плечи одного из солдат, остальные кричали вслед: «Девушка, приди за мной».
Когда сдали сдавать Севастополь, солдаты уходили в партизанский отряд, в горы. Евдокия пошла с ними. В то время все партизанские отряды от Севастополя до Ялты были связаны между собой.
—Однажды в наш отряд пришел один военный и говорит: мне нужна молодая женщина в Никитский ботанический сад, желательно со знанием латыни. И я пошла с ним. В то время в ботаническом саду болгары охраняли советских военнопленных, потому что часть болгар перешла на сторону врага. В ботаническом саду меня оформили лаборантом в субтропический отдел. Я смотрела за растениями, записывала время их цветения. Среди военнопленных, которых держали на территории сада, был один из командиров, который знал болгарский язык. Но об этом не говорил никому, а сам все время подслушивал, что говорят болгары и через меня передавал партизанам. При этом он запретил мне записывать его слова. Я должна была все запомнить и слово в слово передать советским солдатам. При этом информацию пленный мне давал постоянно, а партизаны приходили раз в неделю. Вот за всю неделю я все, что запомнила, им рассказывала.
—А однажды этот же пленный командир пришел ко мне и спросил: «Вы медицинский работник?». Я ему ответила, что я фармацевт. Он мне и говорит, что есть раненый, которого ночью на самолете надо отправить в госпиталь. Но он был в тяжелом состоянии, без сознания, поэтому вместе с ним должен ехать медработник. Ночью прилетел самолет У-2, «кукурузник», меня туда посадили, на колени положили раненого и мы полетели на Кавказ, в Пятигорск. Там мы прибыли в большой госпиталь, я сдала своего раненого, а сама осталась работать в аптеке при госпитале. Это было в 1943 году. А в 1944 году стали собирать желающих ехать на освобождение Крыма. Через пролив мы пришли в Керчь, освободили этот город, дальше пошли в Феодосию, а после часть танков пошла в Симферополь, часть в Северный Крым, а я осталась с теми, кто пошел в сторону Южного берега. Мы приехали в Массандру и оттуда посмотрели, что творится в Ялте. Это был ужас: все разбитое, дома разрушены, кое-где еще оставался дым от пожаров. Мы приехали в Ялту, а там не осталось ни одного немца. Они все убежали в Севастополь. После освобождения Ялты и всех поселков мы приехали в Севастополь и стали участниками его обороны. Там я получила ранение и контузию, в результате чего у меня были выбиты все зубы, я ослепла на один глаз. С тех пор я ношу протезы, и смотрю на мир одним глазом.
Родителям Евдокия сообщила, что жива, когда из Кавказа вошли в Крым через Керчь. Там через знакомых Евдокия Константиновна передала записку маме и папе.
Сейчас Евдокии Константиновне 88 лет, она поет в хоре ветеранов войны и труда, репетиции проходят 2-3 раза в неделю, хор регулярно выступает на сцене культцентра, в санаториях. Хочется пожелать ветерану творческой энергии на долгие годы. Чтобы жизнерадостность не покидала никогда, а увлечение приносило удовлетворение и давало силы.