Представляем вашему вниманию отрывок из уникальной книги Луи Бертрена «Путешествие по Крыму», изданной в Париже еще в далеком 1892 году.Луи Бертрен родился 16 сентября 1852 года в г. Оран (Алжир) в семье инженера. Отец в 1859-61 гг. работал в Феодосии на строительстве железнодорожной ветки и там же женился на дочери Керченского градоначальника А. З. Херхеулидзе. В 90-х годах Луи приезжает в Феодосию и до смерти отца живет в имении в Новом Свете.
Здесь он пишет свои первые краеведческие очерки под псевдонимом Луи-де-Судак. За общественные и литературные заслуги Луи Бертрен был удостоен множества наград, в том числе и русского ордена Станислава III степени. Умер он в сентябре 1918 года и погребен в Феодосии.
До сегодняшнего дня существует предположение о том, что название Ливадия происходит от греческого «ливадион» — влажный луг. Считается, что название этому месту из-за его влажности было дано греками, первыми обитателями этой местности.
Я не считаю это мнение достаточно обоснованным, тем более, что путешественники начинают упоминать это название лишь где-то с 1820 года. Я более поверю в то, что имя было дано генералом Ревелиотти, основавшим данное поместье. Как истинный грек-патриот он захотел увековечить память о другой Ливадии, городе древней Эллады, возле которого находилась пещера Трофониуса и река, несущая воды Забвения и Памяти: Лета и Мнемозина.
Вот что писал в 1834 году один из тех путешественников, кто впервые упоминает о Ливадии: «Поднявшись в гору где-то на две версты, мы оказываемся у деревенского домика, окруженного примыкающим к дороге цветником... Если господин Ревелиотти реализует свои планы, то через несколько лет эта усадьба, с которой открываются прекрасные виды, станет одним из самых прекрасных и доходных мест побережья...»
Предсказание полностью сбылось, и Ливадия сегодня — это, безусловно, одна из красивейших жемчужин Ялты, ее каменная диадема. Поместье было куплено у генерала Ревелиотти графом Потоцким, наследники которого перепродали его императорскому удельному ведомству, и некоторое время спустя Александр II своим указом подарил имение Марии Александровне.
Это имение простирается от первых склонов Яйлы до самого моря. Его площадь составляет 316 гектар, не считая лесных территорий: собственно изначальная Ливадия с парком и резиденциями, Жакмар или Бийюк-Чаир, включающими в себя ферму и птичий двор, Маравели, полностью лесная часть.
Я останавливаюсь у фонтана из грубоватого камня недалеко от канцелярии управляющего имением. После некоторых строгих формальностей я проникаю в парк в сопровождении жандарма, следующего за мной вплоть до самого выхода. Прежде всего надо отметить, что это очень красивый, умело разбитый и тщательно ухоженный парк. В нем нет ничего пышного или неожиданного, но, проходя по этому парку, быстро попадаешь под очарование этих так живописно очерченных гор, этого моря, навсегда развесившего между деревьев и в глубине аллей длинные сверкающие занавески из муаровой ткани. Этот широкий каменный полог, расстилающийся к северу большими мятыми складками, прочерченными ветрами и зимними потоками, это гигантское голубое зеркало, ограниченное лишь таким же гигантским горизонтом, — вот что придает этому парку то, чего никогда не будет ни у Версаля, ни у Рамбуйе: преимущество особо освещенной очаровательной картины.
Кажется, этот парк был разбит неким Ташером, родственником Жозефины де Богарнэ, поступившим на службу к графу Потоцкому после окончания своей учебы на садовода в Швейцарии. Мне уже несколько раз выпадала возможность пройтись по этим тщательно посыпанным песком аллеям, пересекающимся в тени самых разнообразных видов деревьев: восточных платанов, олив, кедров, молодых вязов, кипарисов, смоковниц, пробковых дубов и тысяч других.
Эти прогулки случались летом, когда все листья были зелеными, все клумбы цветущими, все лужайки были покрыты двойным шелковистым покровом, все растительные мозаики словно расцвечены кистью художника; но сегодня, хоть и с опозданием, осень уже обесцветила блеск листвы, розы очень сильно поредели, на лужайках появились медные пятна, а на мозаиках выступила бледность старых фресок.
Я вновь возвращаюсь к дворцу, с удовольствием задерживаясь у очаровательной арки из вьющихся роз. Затем я замечаю несколько красивых фонтанов в мавританском стиле: фонтан Марии, фонтан Ксимфы, фонтан Венеры. Вода в последнем вытекает из урны, которую держит в своих руках статуя, изображающая Гименея, лежащего в саркофаге, на котором виден барельеф, украшенный арабесками.
По дороге я захожу в часовню, построенную из инкерманского камня. Это чудное украшение в чисто византийском стиле. Фрески часовни выписаны очень тщательно, ослепительно колоритны, и, несмотря на одеревенелость поз и блаженную кротость выражений, в них чувствуется вдохновение художника, ограниченного незыблемыми рамками традиций православной иконографии.