Чего же добивается отец девочки, уехавшей с матерью в другой город, — встреч с дочерью или проблем для бывшей жены?

Делить детей между родителями в последнее время стало модно — суды буквально завалены исками бывших супругов об установлении места проживания детей (с одним из родителей) или об установлении «графиков» встреч со своими чадами одного из бывших супругов. К сожалению, в большинстве своем требования родителей сводятся вовсе не к тому, кто больше любит малыша и у кого ему будет лучше, а к элементарной мести «отставному» супругу: раз ушел (ушла) — теперь пожалеешь, походишь по судам, потратишь деньги на адвоката, а нервы – на дачу показаний в суде. В «КТ» прошла чуть ли не серия публикаций на тему «раздела» детей, а проблема по-прежнему остра и заставляет людей обращаться в редакцию газеты.

«Человеческий фактор»
Алексей пришел к нам, чтобы жаловаться на решение комиссии, судов и ответы прокуратуры. Пока выкладывал все бумажные доказательства их неправоты, было неясно, в чем, собственно, сама причина обращения в эти инстанции, где сам «человеческий фактор»…
Оказалось, что он борется за право видеться со своей дочерью, которая ныне проживает со своей мамой, бывшей женой Алексея, в городе Киеве, а та, в свою очередь, живет уже с новым, гражданским мужем. Поскольку папа решил, что его права видеть свою дочь ущемлены, подал заявление в отдел по делам детей горисполкома, и решением комиссии горсовета (!) ему разрешили свидания с дочерью в среду и воскресенье. Но дочь-то находится в Киеве! И отец обращается в суд, чтобы уже там решили, как ему удобнее будет с ней встречаться. Его гражданские претензии сводились к тому, чтобы на каникулы девочку отправляли к нему, а вот жить она в это время будет у бабушки со стороны своей матери.
По словам Алексея, заседания Железнодорожного суда Симферополя откладывались в течение десяти месяцев, на одном из состоявшихся он настаивал, чтобы провели проверку условий содержания ребенка по месту жительства в Киеве. Но он утверждает, что мать дала неправильный адрес умышленно, в связи с чем ни комиссию на порог указанной квартиры не пустили, ни по указанному же телефону не отвечали. В суд поступила бумага, что провести обследование нет возможности.
Судья разбиралась в перипетиях претензий истца к бывшей супруге довольно долго — одно из заседаний суда длилось шесть с половиной часов, после чего на следующий день было принято решение выслушать самого ребенка, семилетнюю девочку. Отдел по делам детей представляет в суд свои выводы: ребенок боится отца, видеться с ним не хочет, хочет жить с мамой, потому что отец якобы угрожает (указано, что об этом ей рассказала мама). Алексей глубоко возмутился тем, что его дочь к нему не идет — боится: мол, это все мама ее настроила, она умеет, она сама психолог.
Тут же отец предъявляет заключение невропатолога (оно фигурировало в суде, принесенное мамой ребенка) о том, что девочка не совсем здорова, ее нельзя беспокоить, неожиданное событие может нанести ей психологическую травму, следует устранить любые раздражители, в том числе слуховые и звуковые, чтобы не беспокоить ребенка. Алексей возмущен — это, мол, что же такое получается? Он, родной отец, для дочки раздражитель, так что, уложить ее в постель, погасить свет и закрыть окна, чтобы она травму душевную не получила?
Впрочем, позже рассказывает, что в один из установленных судом дней он таки приехал в Киев, пришел к дочери на спортивные занятия. Когда заглянул в зал, она увидела его, расплакалась и отодвинулась подальше на скамейке. Тренер попросил его уйти, чтобы не расстраивать ребенка...

Вопросы по-отцовски
Недавно отец выяснил, что дочь таки была в Симферополе, совсем недавно. Приезжала к бабушке «по маме», которая живет на той же улице, где и отец, и его родители. Вот только девочку бабушка никому не отдала, в гости не пустила, сказала, что мама против. Алексей опять возмущается, и понять его можно: вот, родная дочь, с которой он через суд добивается официальных встреч, была буквально в двух шагах от него, а папу не посетила. Как заявила бабушка «по маме», только в ее присутствии. Но ведь и маму, запретившую дочь отдавать кому-либо, понять можно — нынче самые близкие родственники буквально воруют друг у друга «спорных» детей, так зачем же рисковать.
Но все это время отец продолжал судиться, требовал, например, аудиозапись процесса, в которым его дочь опрашивали на предмет отношений с отцом, и был глубоко возмущен, что таковая отсутствует — из суда ему ответили, что, мол, аппарат записи был неисправен. Алексей считает, что по этой причине следует отменить решение суда и начинать новое разбирательство, да еще и отменить решение отдела по делам детей о том, что дочь не хочет видеться с отцом.
Мало того, отец-борец за свои права склонен утверждать, что его бывшая жена наверняка «купила» все решения суда — а их скопилось уже немало: апелляционный суд жалобу на решение суда первой инстанции оставил без рассмотрения, Верховный суд Украины тоже его утвердил. Ну, не хочется как-то обвинять в коррупции всех без исключения судей, но, видно, папа не предполагает даже порядок цифр тех сумм, которые иногда фигурируют в самом Верховном суде — это отнюдь не гривны, и вовсе не их тысячи. Откуда у женщины такие деньги, — спрашиваем у отца, — она жена олигарха? Если бы — живет в Киеве с сожителем в однокомнатной квартире-студии.
Алексей продемонстрировал СМС-ки, с помощью которых он общается с бывшей женой на предмет встречи с дочерью: он пишет только: «Когда я увижу дочь?», а ему лаконично отвечают, что он де знает решение суда, так что поступает пусть так, как там и сказано.
Чего добивается Алексей, сказать и понять трудно: как он сам признает, он не ставит вопрос о проживании ребенка с ним, ездить в Киев он не может и даже предлагает: «А пусть жена со своим сожителем переезжают сюда». Ну, это он так решил. Тогда непонятно, почему он настаивал на обследовании условий, в которых его дочь находится в Киеве, — если они, как он утверждает, не соответствуют нормам, а он «не ставит вопрос о месте ее проживания» – что тогда делать? Отдавать девочку в приют? Кто примет соломоново решение?
К слову, папа никакого выхода из тупикового, по сути, положения и не предлагает, на вопрос, чего же вы хотите, отвечает: встречаться со своей дочерью. А зачем — потому что право имею?
Как рассказывает сам Алексей, жена явно запугала дочь мнимыми угрозами с его стороны, и потому, мол, дочь его боится. Кроме того, он рассказал, что «побеседовал» с дочкой и задавал ей вопросы: а если мама тебе скажет, что я никому не угрожал, ты тогда не будешь меня бояться? И она ответила, что нет.
Беда в том, что на протяжении всей беседы сначала вообще трудно было понять, сколько девочке лет, отец ни разу не произнес ее имя, и за все время, отвечая на наши вопросы, он не сказал: «потому что люблю»... А вот слова «мое право», «решения судов», «акт обследования» составляли большую часть нашего разговора.
Вспомнилась тут притча про соломоново решение: каждая из двух женщин, пришедших за решением судьбы к царю Иудеи Соломону, утверждала, что именно она является матерью малыша. Приводили разные доводы, но они не убеждали мудрого еврея. И тогда он предложил им тянуть ребенка к себе — кто перетянет, тому он и достанется. Одна отказалась, сказав: ему же больно. Соломон признал: она настоящая мать своего ребенка — она не может причинить ему боль. От кого же ждать такого решения?

Ванда ЯЗВИЦКАЯ "Крымский ТелеграфЪ"
фото Архив "Крымский ТелеграфЪ"
материал опубликован в "КТ" № 145 от 26 августа 2011 год